Форум » Флейм и Флуд » Украинизация всей страны » Ответить
Украинизация всей страны
Мангуп: А разве не так было? "Первая кампания по тотальной украинизации Малороссии началась сразу же после октябрьского переворота 1917 года. Чехардой пронесшиеся опереточные режимы «украинцев» (Центральная Рада, Гетманщина, Директория) были слишком ограничены временем и пространством для организации широкомасштабного наступления на русские язык и культуру и поэтому ограничивались в основном принятием деклараций да комедийной сменой вывесок на магазинах и учреждениях тех городов, в кото-рых им удавалось на время устанавливать свою власть. К этому добавлялось изгнание с работы всех служащих, не владевших укрмовою. После утверждения в России коммунистического режима дело украинизации приняло совершенно иной размах. Уже в первых своих актах, касавшихся Малороссии, большевики недвусмысленно заявили о полной поддержке украинского самостийничества, правда, в его комму-нистической упаковке. 28 декабря 1919 г Ленин написал «Письмо к рабочим и крестьянам Украи-ны по поводу побед над Деникиным». В } нем он провозглашал готовность своей партии идти на максимальные уступки «ук-раинцам»: «...мы, великорусские коммуни-сты, должны быть уступчивы при разногласиях с украинскими коммунистами-большевиками и боротьбистами, если разногласия касаются государствен-ной независимости Украины, форм ее союза с Россией, вообще национального вопроса». Федоровский полагал, вероятно, что все дело в произ-воле «мальчиков комиссаров», а между тем они действо-вали строго в соответствии с указаниями, полученными сверху. Так, в протоколе Особой комиссии Киевской ЧК от 19 мая 1919 г. напротив искаженной фамилии «Арма-шевский Петр Яковлевич» (в документе: Аркашевский) значится постановление: «Применить высшую меру на-казания, известив предварительно т. Раковского». То есть «доложить об исполнении» следовало украинскому Сове-ту Народных Комиссаров, председателем которого на тот момент и являлся Х.Г.Раковский (1873—1941). В том же списке на уничтожение — «Щеголев Сергей», автор широко известных книг об украинском сепаратизме, приго-воренный к «высшим мерам наказания» и конфискации наличных денег. Вслед за ликвидацией противников украинского се-паратизма, коммунистическая власть принялась за на-вязывание Малороссии украинского новояза. 21 сентяб-ря 1920 г. Совнарком УССР принял постановление о вве-дении украинского «языка» в школах и советских учреж-дениях республики. Постановление особо настаивало на «изучении» его во всех «учреждениях по подготовке ра-ботников просвещения». Государственному издательству вменялось в обязанность «озаботиться изданием... доста-точного количества учебных пособий на украинском язы-ке, равно как художественной литературы и всех прочих изданий», популярной и пропагандистской литературы. Исполкомы в обязательном порядке должны были изда-вать в каждом губернском городе «не менее одной укра-инской газеты». Во всех губернских и уездных городах должны были создаваться вечерние школы для обучения украинскому языку советских служащих. При этом коммунисты сразу дали понять, что и в деле украинизации Малороссии не остановятся ни перед чем, включая открытое насилие и террор. Красноречивый эпи-зод в этом плане воспроизводит в своих воспоминаниях Лидия Новгородцева, жена известного ученого П.И. Нов-городцева. В конце Гражданской войны она оказалась в Полтаве, где работала учительницей женской гимназии. После разгрома деникинцев и прочного установления в городе Советской власти в гимназию пришел приказ ук-раинизироваться: «Родительский комитет высказался единогласно про-тив украинизации. Члены комитета указали между про-чим на то, что они считают русский язык своим и что даже нет учебников, написанных на «украинском» языке. Вскоре был получен вторичный приказ украинизировать школу и был прислан ящик с учебниками, напечатанны-ми в Австрии для галицких школ. Большевистское на-чальство даже не удосужилось вырвать из учебников пор-треты «найяснииаго пана щсаря» Франца-Иосифа. Чле-ны родительского комитета заявили, что они своих детей в такую школу посылать не будут и объявили бойкот гим-назии. За это они были арестованы ЧК». Дальнейшая судьба арестованных родителей неизвестна, зато известно, что вопрос об украинских учебниках был положительно решен на самом высоком уровне пра-вящей коммунистической верхушки. В октябре 1921 г. в разоренной, голодающей стране советское правительство выделило 500 тысяч рублей золотом на печатание за гра-ницей украинских учебников. Позднее по личному ука-занию Ленина на эти цели было выделено еще 250 тысяч золотых рублей. * * * Завершение Гражданской войны придало новый им-пульс украинизаторским усилиям коммунистов. «Нам необходимо приблизить украинский язык к пониманию широких масс украинского народа», — очертил задание председатель Совета Народных Комиссаров УССР Влас Чубарь. Но приближать стали не язык к народу, а наобо-рот. Руководствовались тезисом украинского академика Агафангела Крымского (18711942): «Если на практике мы видим, что люди затрудняются в пользовании украинс-ким языком, то вина падает не на язык, а на людей»*. Сле-довало выбить из населения Малороссии русское нацио-нальное сознание и его материальное выражение — русский язык. С этой целью 1 августа 1923 г. было принято постановление Всеукраинского ЦИК и Совнаркома УССР «О мерах по обеспечению равноправия языков и о содей-ствии в развитии украинского языка». Декларировавшее-ся «равноправие языков», разумеется, являлось не более чем дымовой завесой, призванной скрыть истинную цель развернувшейся кампании: объявление тотальной войны русскому языку и русской культуре. В постановлении от-кровенно говорилось, что «признававшееся до сих пор формальное равенство между двумя наиболее распрост-раненными на Украине языками — украинским и рус-ским — недостаточно», ибо «жизнь, как показал опыт, приводит к фактическому преобладанию русского языка». А раз так, следует эту реальную жизнь исковеркать и изу-родовать до такой степени, чтобы она стала, наконец, со-ответствовать принятому партийному курсу. В средствах не стеснялись, делая упор на самое излюбленное из них — насилие. Задействованными оказались все возможные структу-ры власти, от законодательных до карательных. Для перевода Русского населения на «мову» были созданы «тройки по украинизации» (по типу печально знаменитых «троек ГПУ», отправивших на смерть миллионы людей), а также тысячи «комиссий» того же рода. Всем служащим пред-приятий и учреждений было предписано незамедлитель-но перейти на украинский язык. Замеченные в «отрица-тельном отношении к украинизации» сразу увольнялись. Теперь на украинский новояз переводились не только до-кументация, вывески, газеты, но даже разговаривать в учреждениях порусски запрещалось. Когда, например, в Народном комиссариате просвещения обнаружили, что в подведомственных учреждениях и после украинизации преподавательского состава технический персонал оста-ется русскоязычным, то распорядились, чтобы под угро-зой немедленного увольнения все уборщицы, дворники, курьеры перешли исключительно на украинский. А по-скольку никто из них «мовы» не знал, им было предписа-но пройти курсы по ее изучению, причем деньги на эти курсы вычитались из их зарплаты. Впрочем, принима-лись меры и покруче. Директор Украинского института лингвистического просвещения в Киеве И.М. Сияк (вы-ходец из Галиции) категорически запретил говорить в воз-главляемом им учреждении на рсском языке. Над студен-том Ивановым, продолжавшим говорить по-русски, по инициативе директора был проведен общественно-пока-зательный суд, после чего студента исключили из института... А сверху продолжали сыпаться грозные циркуляры. 30 апреля 1925 г. вышло новое постановление ЦИК и Совнаркома УССР, предписывавшее всем государственным учреждениям и государственным торгово-промыш-ленным предприятиям перейти на украинское делопро-изводство не позднее 1 января 1926 года. Этим же поста-новлением на рабоче-крестьянскую инспекцию возлага-лась обязанность проведения периодических проверок украинизации советского аппарата. 6 июля 1927 г. очеред-ное постановление, которое не только повторяло требо-вание о ведении всего делопроизводства на «мове», но и обязывало руководителей предприятий и учреждений увольнять без предупреждения и выходного пособия всех сотрудников, не выучивших украинский язык в установ-ленные сроки или настроенных против украинизации. В приказном порядке украинизировались пресса, изда-тельская деятельность, радио, кино, театры, концертные организации. Украинизация прессы достигла в 1930 г. 68,8%, а в 1932 г. эта цифра поднялась до 87,5%. К 1930 г. осталось только три крупные газеты на русском языке (в Одессе, Донецке и Мариуполе). Борьба с газетами на русском языке достигла такого накала, что на Украине ограничили распространение даже центральных газет, в том числе главного печатного органа ВКП(б) — газеты «Правда». На XV окружной конференции Киевской орга-низации КП(б)У (1930) один из ее делегатов, старый большевик, поведал следующее: «Я хочу остановиться на деле распространения центрального органа нашей партии — «Правды». Я распространял ее, когда она была еще маленькой газетой, когда ее начали только издавать. Должен сказать, что сейчас ее намного труднее распространять, чем при меньшевиках» (т.е. Временном правительстве). Как рассказал далее этот делегат, когда он обращался в партячейки на киевских заводах с просьбой посодействовать в проведении подписки на газету среди рабочих, то неизменно натыкался на отказ. «Говорят, что нужно украинизироваться, распространять украинские газеты, а поэтому «Правда» не нужна». Вместо центральной партийной газеты секретари заводских партячеек распространяли украиноязычную «Пролетарську правду». Примечательно, что участники конференции, выслушав жалобщика, не поддержали его. Наоборот, было принято решение «увеличить подписку на украинскую прессу и провести дальнейшую украинизацию заводской прессы», «еще больше распространять украинскую прессу среди рабочего класса». Так обстояло в УССР дело с газетами. Что касается журналов, то в 1928 г. 71,2% из них издавались на украинском, а в следующем году эта цифра достигла 84%. Украинские книги в общей массе книжной продукции составляли в 1925—1926 гг. — 45,8%, в 1927—1928 гг. — 53,9%. В 1931г. — 76,9%. Та же участь постигла и театр. Первоначально в этой сфере (особенно в оперных театрах) украинизация продвигалась с большим трудом. К 1927 г. она охватила лишь 26% театральной сферы. Но затем дело пошло быстрее и к началу 1930-х годов русскоязычные театры были фактически вытеснены с Украины, а цент-ральные театральные помещения перешли к украинским труппам. В 1931 г. в УССР было 66 украинских, 12 еврей-ских и только 9 русских стационарных театров. К 1927 г. 82% школ УССР были украинизированы, 76% от общего числа учащихся посещали украинские школы. С середины 20-х годов именно украинский новояз преимущественно использовался при ликвидации безграмотности. Так, в 1925/26 учебном году в УССР существовало 13 350 ликбезов на украинском (на русском языке таких ликбезов насчитывалось только 3321). В 1927 г. 78% всех ликбезов проводили обучение на украинском. Особенно впечатляющие результаты были достигнуты в сфере украинизации начального образования. К 1930 г. в республике насчитывалось 14 430 украинских начальных школ, (русских 1504). «Мова», с довольством отмечает в это время украинизатор-языковед Алексей Синявский, «из языка жменьки полулегальной интеллигенции до Октябрьской революции волей этой последней становится органом государственной жизни страны». Активно велась работа по кодификации литературных норм, по упорядочению лексики и орфографии «мовы». В 1921 г. был открыт Институт украинского научного языка, который разрабатывал научную терминологию. С 1925 г. при украинском Совнаркоме работала Государственная комиссия для разработки правил правописания укра-инского новояза. В 1927 г. была проведена так называе-мая Правописная конференция, на которой предметом обсуждения стала единая система орфографии (она была введена в действие постановлением Совнаркома УССР в 1928 г.). Реформа правописания укрмовы, осуществленная под руководством Николая Скрыпника, сменившего на посту наркома просвещения УССР А.Я.Шумского, не только закрепила результат аналогичной «работы» Гру-шевского, но и пошла еще дальше в деле окончательного отрыва ее от русского языка. Вот только некоторые перлы украинского «правопысу» 1928—1929 гг.: «дЬшектика», «плян», «парлямент», «соцiяльний», «нарщ», «мапа», «фльота», «карафа», «фiранка» и т.д. и т.п. В докладе, зачитанном в январе 1929 г. в Коммунистической академии, специалист по «культурному строительству в национальных республиках» С. Диманштейн отмечал главное достижение украинизации: «Возьмем дореволюционный украинский язык на Украине, скажем, язык Шевченко, и теперешний украинский язык, с одной стороны, и русский язык — с другой: Шевченко почти каждый из вас поймет. А если возьмете какого-либо современного украинского писателя — Ты-чину, Досвитского или другого из новых, — я не знаю, кто из вас, не знающих украинского или хотя бы польского языка, поймет этот язык на основе русского. По отношению к русскому языку мы видим здесь значительное увеличение расхождения». Что, собственно, и являлось подлинной целью украинизации: любыми способами увеличить расхождения с русским языком вновь создаваемого украинского новояза. При этом откровенное признание странной и диковинной особенности этого вновь изобретенного «языка»: он мог быть понятен только при знании польского!.. Впрочем, действительность оказалась не такой податли-вой, как хотелось бы украинским коммунистам. «Тип «малоросса» не умер и до сих пор на Украине», — негодовал «щирый украинец» В.Г. Коряк (Блумштейн). «Презренный шкурнический тип малоросса, который... бравирует своим безразличным отношением ко всему украинскому и готов всегда оплевать его», — постоянно клеймил и А.Я. Шумский, нарком просвещения УССР в 1924—1927 гг.. Действительно, «косный и отсталый» народ никак не желал поддаваться украинской дрессировке, упорно дер-жась за свой родной русский язык. «Украинская литера-тура широко не идет, приходится силой распространять ее», — жаловался на I Всеукраинском учительском съезде (1925) делегат Киевской губернии. Но и принуждение мало помогало. Украиноязычные газеты теряли читате-лей. «Обывательская публика желает читать неместную газету, лишь бы не украинскую» — записывает в дневник Сергей Ефремов. Однако ничем не отличались от «обы-вательской публики» и слушатели высших «курсов укра-инознавства», которым присваивалась категория «хоро-шо знающих» украинский язык: «Проверка того, как и что именно читает наш слуша-тель из периодики украинской, то и дело давала очень плохие результаты, — сообщается в отчете за 1929 год. — Конечно, слушатель говорит, что читает «Комунiшт», «BicTi» или рабочую газету «Пролетар», но это в основ-ном не искренне — в лучшем случае он просматривает кое-как и то очень поверхностно эти газеты, а доказа-тельство этому то, что редко какой слушатель мог назвать хоть одного-двух постоянных сотрудников той или иной газеты». Не желали читать украинских газет и селяне: «Наша украинская газета еще мало распространяется на селе — докладывал на уже упомянутом учительском съезде делегат из Харькова. — Возьму пример: у нас на Харьковщине на селе русская газета «Харьковский пролетарий» по каким-то причинам лучше распространяется, почему-то ее больше выписывают, чем «Селянську правду». Та же картина наблюдалась в театрах. Посещаемость украиноязычных спектаклей резко упала. Чтобы заполнить зрительные залы, властям приходилось организовывать принудительные «культпоходы» в театр рабочих коллективов. Туго прививался украинский и в школе. Попадая из русскоязычной среды в украинизированные учебные заведения, дети калечили свою речь: «Я имел возможность наблюдать речь подростков, мальчиков и девочек, учеников полтавских трудовых и про-фессиональных школ, где язык преподавания — украин-ский. Речь этих детей представляет собой какой-то уродливый конгломерат, какую-то невыговариваемую мешанину слов украинских и московских», — замечает один из украинизаторов. А украинский министр просвещения Шумский даже жаловался, что «украинизация идет туго, на украинизацию смотрят как на повинность, которую выполняют нехотя, выполняют с большой оттяжкой»... Это и было тяжелой повинностью, наложенной на население Малороссии коммунистической диктатурой, с целью вышибания из него всякой русскости. С этой же целью все это население совершенно произвольно по на-водке шумских и скрыпников оптом было зачислено в «украинцы». Но адептам украинизации это мало помогло: они, как и раньше, испытывали острейший дефицит кадров для украинизации «украинского» населения. В мае 1923 г. второй секретарь ЦК КП(б)У Д. З Лебедь направил записку в комиссию Политбюро ЦК КП(б)У с предложением в короткий срок «взять на учет всех членов партии, говорящих на украинском языке», а также «вы-яснить украинских работников, говорящих на украинском языке, отозванных и откомандированных на территории других республик». Число знающих «ридну мову» было столь мизерно, что приходилось их всех ставить на учет. Но и после столь тщательной мобилизации укркадров катастрофически не хватало. Особенно на местах. В 1924 г. в ЦИК СССР пришло письмо, авторы которого подписались как «инструктор Степашко-украинец, зав.конторой Гвоздя-белорус». Категорически выступая против присо-единения к УССР ряда пограничных территорий РСФСР, население которых официально было признано «украин-цами», они в обоснование своего мнения приводили сле-дующий красноречивый факт: «Когда весной в этом году в городе Серединой Буде Черниговской губернии было получено предписание ввести с 1 августа украинский язык, все всполошились. Бросились искать украинцев, могущих хотя бы чему-нибудь научить по-украински. Нет никого. Наконец, нашли кого-то, но оказался исключенным из профсоюза, как чуждый элемент. Пришлось пойти на поклон — предложить принять вновь его в профсоюз — учи только»... Чтобы восполнить острую нехватку «украинцев», решили начать завозить их из Галиции. Одного из изобретателей украинского новояза, М.С. Грушевского, стали приглашать переехать в УССР еще в 1923 г., сразу же после XII съезда РКП(б), уверив, что «по желанию Ленина теперь национальный вопрос решен в пользу нерусских народов твердо и бесповоротно». Бывший австрийский агент, высокопоставленный масон и заклятый враг России охотно откликнулся на приглашение и в 1924 г. прибыл в УССР. Но это стало лишь первым шагом на пути массового завоза галичан в республику. 6 августа 1925 г. комиссия по украинизации Политбюро ЦК КП(б)У специально рассмотрела вопрос об использовании «украинцев» из Восточной Галиции. Было решено выявить «все способные к работе силы и использовать их» в УССР. Уже к концу 1925 г. в республике орудовала многотысячная армия галицких «янычар», подготовленных еще при австрийском императоре Франце-Иосифе, и с каждым месяцем число их увеличивалось. В 1926 г. приехал «украинский географ» С.Л. Рудницкий, в 1927 — «украинский историк» М.М. Лозинский. В одном из своих писем Грушевский сооб-щал, что в УССР из Галиции переехало около 50 тыс. человек, многие с женами и семьями, молодые люди и мужчины. Вся эта заезжая публика сразу же заняла теплые мес-течки во множестве бюрократических структур, занимав-шихся украинизацией Малороссии. Много галичан рабо-тало в аппарате украинского Наркомпроса. Его учеными секретарями были А.И. Бадан-Яворенко, а затем И.М. Зозуляк. Личным секретарем Скрыпника был галичанин Н.В. Ерстенюк. Коммунисты не скупились в обеспече-нии этого антирусского «десанта» и щедрыми материаль-ными благами. Видный представитель галицкого украин-ства К.Студинский, посетивший УССР, с довольством отмечал: «Партийный, хоть и комиссар (министр) получает самое большее 210 руб. в месяц, когда украинизатор, работающий в пяти кружках, зарабатывает 500 руб.». Насколько далеко заходила благосклонность Советской власти к галицким «украинцам», можно судить по той трогательной заботе, которую проявляла она в отноше-нии нужд украинских деятелей, продолжавших жить в Галиции. Уже в 1921 г. было принято решение о субсиди-ровании львовского «Наукового товариства им. Шевченко». Выплаты по тем временам достигали немалой величины. Например, на 1927 г. планировалось выделить этой организации дотацию в размере 24 тыс. рублей (пример-но 12000 дол.). Такой же размер субсидий сохранялся и в последующие годы. Так, в 1933 г. планировалось выде-лить 9000 долларов. Оказывалась материальная помощь и наиболее известным деятелям «украинской культуры», проживавшим в Галиции, между прочим, иностранным гражданам. Например, в 1928 г. было принято решение о назначении пенсий «вьщатным украинськым пысьмэнныкам» — О.Ю.Кобылянской, проживавшей в Черновцах на Буковине, и В.С.Стефанику из Галиции. В том же году назначена пенсия вдове еще одного галицкого деятеля — В.Гнатюка. Всего же на начало 1930-х годов Советское правительство перечисляло за границу деньги семи персональным пенсионерам УССР на общую сумму 7920 руб. золотом. Помимо вышеперечисленных деятелей пенсию получала и вдова Ивана Франко. Эти пенсии были отменены только в мае 1934 г. (кроме пенсии семье И.Франко). Заезжие украинизаторы весьма высоко оценивали политику коммунистов в Малороссии. Грушевский, например, в письме одному из своих соратников восторженно писал: «Я здесь, несмотря на все недостатки, чувствую себя в Украинской Республике, которую мы начали строить в 1917 г.». Но пиетет к галицийским самостийникам со стороны коммунистов не мог изменить враждебного отношения к ним местного населения. М. М Лозинский, перебравшийся в Харьков, жаловался: «Мое несчастье в том, что я — галичанин. Здесь галичан никто не любит. Старшая русская публика относится к ним враждебно как к большевистскому орудию украинизации (вечные разговоры о «галицийской мове»). Старшие местные украинцы относятся еще хуже, считая галичан «предателями» и «большевистскими наймитами». А советский актив и партийцы тоже их считают чем-то отличным от себя». Но галицких «янычар» такое отношение не смущало, и они с энтузиазмом исполняли предназначенную им миссию... Их преданность Советской власти представляла еще и своеобразную форму благодарности, ведь именно коммунисты в тот момент были ближайшими союзниками и соратниками «украинцев» в их непримиримой борьбе против Русских непосредственно в самой Галиции. В послевоенный период русское движение в Галиции снова возродилось, несмотря на страшные потери, понесенные в 1914—1918 гг., когда в результате развязанного австро-венгерской военщиной в союзе с поляками и «украинцами» террора были убиты десятки тысяч ни в чем не повинных русских галичан. И хотя польская власть относилось к этому возрождению исключительно враждебно, всячески препятствуя его развитию, оно пользова-лось массовой поддержкой сотен тысяч местных жите-лей. Только в русской селянской организации (РСО) со-стояло до 100 тыс. человек. Но кроме польской власти, русские организации столкнулись с еще большей враж-дебностью со стороны местных «украинцев» и коммунис-тов. «Москвофилы», так презрительно называли они русских галичан, тех, кто в отличие от них не отказался ни от своей природной национальности, ни от своей православной веры. «Часть украинских крестьян еще и до сих пор попадает под влияние реакционной москвофильской агитации, главным образом на Полесье и в округах Золочев, Львов, Перемышль», — отмечал в 1928 г. в своей резолюции III съезд Коммунистической партии Западной Украины (КПЗУ). «Галицкое москвофильство... представляет теперь серьезную опасность для западноукраинского революционного движения», — отмечалось в тезисах пленума ЦК КПЗУ (1930). Понятно, что деятельность КПЗУ финансировалась из СССР. Отсюда же осуществлялось и идейное руковод-ство. «Галицкое москвофильство — корень графов Бобринских, епископов Евлогиев, русской черной сотни — необходимо уничтожить. И сделать это нужно как можно быстрее», — формулировал задание главный идеолог КП(б)У А. А.Хвыля (Олинтер). Сделать это «как можно быстрее» следовало уже потому, что русские галичане прекрасно знали, что скрывается за искусственно слепленной большевиками «Украиной» и смело разоблачали в своей печати этот антирусский проект: «Мы отрицаем самостоятельную Украину в национальном и государственном значении, ибо знаем, что таковая Украина — не Украина, а притон своих проходимцев и чужих искателей легкой наживы». Вскрывали галичане и истинную цель украинизации: «Вот уже десять лет коммунисты не за страх, а за со-весть украинизируют Малороссию, чтобы таким образом парализовать нормальный рост общерусской культуры и тем самым противодействовать росту общерусского национального сознания. Бесконечными экспериментами в области творения украинской культуры они измучили и до смерти надоели малорусскому народу». Галицийский «десант» в этих нескончаемых экспериментах над «малорусским народом» был задействован самым непосредственным образом, но даже массовый завоз из Польши многих тысяч украинизаторов так и не помог решить проблему украинских кадров. Комиссия ЦКК ВКП(б), обследовавшая практику проведения национальной политики в УССР в 1928 г., вынуждена была признать наличие объективных факторов, существенно затруднявших украинизацию партийных и государственных учреждений. Прежде всего, незавершен-ность формирования украинского новояза: «Несколько раз менялась грамматика, и лица, раз уже сдавшие экзамен по украинскому языку, снова подвергались испытанию». Кроме того, «для большинства госслужащих украинский язык все еще является языком официальным, которым пользуются лишь в стенах учреждений и то, главным образом, для составления «бумаг». Разговорным же языком вне стен учреждения, но зачастую и в самом учреждении, для многих все еще является русский язык». Однако самые главные трудности украинский новояз создавал в тех сферах, где требовались высокая квалификация и соответствующий ей язык, а не его искусственный суррогат. Ввиду этого власти приходилось идти на некоторые послабления в деле тотальной украинизации края. Примером таких «послаблений» может служить изданная в июле 1928 г. Центральной всеукраинской комиссией по украинизации при Совнаркоме УССР инструкция. В этом документе говорилось о трудностях с подбором высококвалифицированных кадров, владеющих украинским языком, для работы в госучреждениях СССР, действовавших на территории республики. В связи с этим для данных учреждений допускалось — временно — ведение делопроизводства на двух языках — русском и украинском. В целях обеспечения учреждений высококвалифицированными кадрами инструкция также разрешала принимать на работу лиц, не владевших украинским, с условием, чтобы они в течение года этот язык непременно выучили. Однако и такого рода «поблажки» не решали проблемы. Из республики начался отток научных кадров. «Не только реакционеры, но и явно советские ученые начинают говорить, а кое-где уже и принимают меры, чтобы перевестись в Россию, другие республики, «где нет украинского наречия»», — жаловались украинизаторы. Это беспокоило, тем более, что приходившая на смену старой интеллигенции новая, уже подвергшаяся украинизации, была «гораздо более слабая и числом и умением». * * * Наряду с такого рода пассивными формами протеста против украинизации, власть натолкнулась и на явное со-противление ей со стороны населения Малороссии. При-чем со стороны самых разных его социальных слоев или, точнее, всех социальных слоев — от высокопоставленных советских служащих до политически индефферентных крестьян. Группа беспартийных с Малороссии (58 чело-век) в своем приветствии XIII съезду РКП(б) (1924), жа-луясь на низкие темпы украинизации в южных губерниях Украины (Донецкой, Екатеринославской и Одесской), приводила примеры неуважительного отношения к укра-инскому языку со стороны госслужащих этих регионов. Когда к последним авторы письма обращались на «мове», то в ответ слышали: «Потрудитесь говорить на понятном языке, а не на турецком». Но не только советские работники не жаловали «мову». В штыки встретила ее и интеллигенция. Так, преподаватель математики из Днепропетровска Белинский утверждал, что «украинский язык годен только для песен, ведь им нельзя пользоваться всегда, ведь это выдумка, чуждая даже для украинцев». А преподаватель физики Бароновский заявлял: «На этом (украинском) языке невозможно два слова сказать, он груб и непригоден для такого предмета, как физика... Чрезвычайно глупо и то, что требуют строительства какой-то национальной культуры, ведь, по сути, Украина сейчас не что иное, как часть России, никогда она не будет самостоятельной, всегда будет жить по указке матушки России». Еще более откровенно о «мове» высказался заместитель главного бухгалтера николаевского завода «Марти» Новиков, который заявил: «Украинский язык — собачий язык, и учить я его не буду. Пошлите лучше меня в Великороссию». Товарищеский суд вынес постановление об увольнении Новикова с завода, но за своего бухгалтера вступился директор. Дело ограничилось выговором. Мягкость «приговора» объяснялась всеобщим сочувствием к пострадавшему, ибо подобное отношение к «мове» было присуще не только интеллиген ...
Ответов - 38, стр:
1 2 All
полная версия страницы